Паутина чужих желаний - Страница 23

– Ну, что задумалась, моя маленькая Ева? – В черных глазах плясали чертенята, и от пляски этой глаза его казались совсем молодыми.

– Не могли бы вы одолжить нам с Раей водителя?

– А что случилось с вашим? – поинтересовался он.

– Я его только что уволила.

– Можно узнать, за какие провинности?

Я легкомысленно пожала плечами:

– Он не показался мне в должной мере усердным служащим.

– Ева, что с тобой случилось? – Голос Щирого сделался вдруг очень серьезным, а недавних чертенят как ветром сдуло.

– В смысле?

– Что с тобой случилось за то время, которое тебя с нами не было?

– Не знаю, – я почти не соврала, серый туман и маленькую дверцу вряд ли можно назвать полноценными воспоминаниями.

– Ты очень изменилась. Если бы я не видел своими собственным глазами, что ты – это ты, то решил бы, что тебя подменили.

– Может, и подменили, – я не стала отпираться. – Мне трудно судить, я же не помню, какой была раньше.

– Раньше? – Он потер гладковыбритую щеку. – Раньше ты была… никакой.

Я так и не поняла, комплимент это или упрек, в комнату вошел хромой, шепнул что-то Щирому на ухо, и тот, сославшись на неотложные дела, распрощался с нами.

– Я был бы рад, моя маленькая Ева, если б в своей новой жизни ты нашла время навестить старика, – сказал он, целуя меня в щеку.

– Я постараюсь, – пообещала я, возвращая поцелуй.

С новой жизнью – это он в самую точку. Жизнь у меня теперь не просто новая, она кардинально новая.

Хромой проводил нас с Раей до «Мерседеса», и я не без злорадства увидела, что за рулем сидит один из брутальных хлопцев моего опекуна, а Олежка растерянно мечется в сторонке и что-то обиженно бубнит в телефон. Амалии жалуется, паршивец. Ну и пусть, мне плевать.

Брутальный хлопец оказался вышколенным и предупредительным, при нашем приближении пружиной выскочил из салона, коротко кивнул, распахнул заднюю дверцу. Вот у кого стоит поучиться, как нужно набирать прислугу, у Якова Романовича Щирого.

До дома мы добрались быстро, но при том, удивительное дело, не нарушили ни одного правила дорожного движения. Переманить, что ли, к себе этого аса? Нет, пожалуй, у меня кишка тонка тягаться с самим Щирым, придется обратиться в агентство.

* * *

Домик мой был немногим скромнее жилища Якова Романовича, но отличался от него разительно. Если от дворца Щирого веяло историей и буржуазной респектабельностью, то мой казался просто очень дорогим новоделом: весь кирпично-стеклянный, с красной черепичной крышей и понатыканными по периметру видеокамерами. Но, с другой стороны, по сравнению с моей двушкой на окраине это не домик, а настоящие хоромы, так что нечего…

Наш приезд, похоже, остался незамеченным. Во всяком случае, выстроившейся в холле по случаю возвращения хозяйки прислуги я не узрела. А может, это только в американских фильмах «про любофф» прислуга в полном составе выходит встречать свою блудную хозяйку. У нас тут не Америка, у нас свой менталитет – анархический.

– Евочка, пойдем, я тебя в твою комнату провожу. – Рая взяла меня под локоть. – Или, может, хочешь сначала дом осмотреть?

– Дом от меня никуда не убежит, а вот умыться и переодеться не помешало бы, так что давай, Рая, веди меня сразу в опочивальню.

Экономка бросила на меня быстрый взгляд и сказала церемонно:

– Следуй за мной.

Пока добирались до опочивальни, я успела кое-что рассмотреть. Изнутри дом был такой же, как и снаружи, – дизайнерски продуманный, немножко скучный в этой своей продуманности. Может, моя комната меня впечатлит?

Комната впечатлила, только вовсе не тем, на что я надеялась. Двадцать метров по-спартански аскетичного пространства: узкая монашеская кровать под невзрачным серо-зеленым покрывалом, письменный стол без затей, книжный шкаф, забитый книгами под завязку, шкаф-купе, протертый до дыр пуфик, коврик на полу – вот, собственно говоря, и вся мебель, имевшаяся у дочки миллионера. Совсем не таким я представляла свое новое жилище. Бог с ней, с мебелью, мебель я заменю, но что делать с атмосферой, настолько унылой, что уныние это ощущается почти физически? И все темное такое: света мало, и сторона северная, а я люблю южную.

Единственным ярким пятном в этом убожестве казался плюшевый медвежонок, притулившийся на книжной полке между полным собранием все того же Арчибальда Кронина и научными трудами Зигмунда Фрейда. Я сняла горемыку с полки, сунула под мышку и решительно посмотрела на замершую посреди комнаты Раю:

– А другие варианты имеются?

– В каком смысле? – не поняла она.

– В смысле, есть здесь комнаты повеселее? Мне эта, – я обвела опочивальню взглядом, – не нравится совершенно. Знаешь, казенщины я в больнице накушалась, а сейчас хотелось бы тепла и уюта.

– Так раньше тебе…

– Я уже не та, что раньше, – мягко, но решительно сказала я. – Видишь ли, Рая, кома меняет человека. Я переоценила свою прежнюю жизнь… ну, то есть я не знаю в точности, какой она была, но могу догадаться. Так вот, мне больше не нравятся серые монашеские шмотки и унылые комнаты. Может, мне еще что-то не понравится, я буду сообщать тебе по ходу дела, если ты не возражаешь.

Рая не возражала, она смотрела на меня с молчаливым одобрением. Господи, да что же за человек была моя предшественница, если незначительные, в сущности, перемены вызывают у окружающих такую бурю эмоций?!

– Ну что, есть комнатка повеселее с окнами на юг или, на худой конец, на восток? Люблю, понимаешь, просыпаться с первыми лучами солнца.

– Может, какую-нибудь из гостевых комнат посмотрим? – предложила Рая.